Поставить пломбу Томск Ивана Болотникова

Карамзина, Б. Чичерина, С. Соловьева и др. Как это отчетливо вскрыто М. Покровским, политика принудила соответственных историков выводить монархический строй из географических критерий В. Европы и тем самым объявить этот строй нескончаемым и постоянным.

Классовые интересы заставляли ряд историков, в том числе В. Ключевского, С. Платонова и др. Классовые интересы заставляли почти всех историков находить разъяснения старообрядчества в приверженности российских людей XVII в. Как понятно, в исторической науке существует ряд, так огласить, «непорешенных», то есть спорных, вопросцев, решение которых разными историками преподносится. В подавляющем большинстве случаев такие спорные вопросцы и гипотезы имеют самое тесное отношение к схеме исторического процесса.

И это — не случайность. Конкретно схема исторического процесса того либо другого историка является неплохим показателем классовых интересов, которым историк служит. Сюда, к примеру, относятся споры о первобытном коммунизме, казалось бы, настолько дальние от современности. Стоит вспомнить, что эти споры вспыхнули с особенной силой уже к концу XIX в. Возражения, направленные против идеи существования в прошедшем людского общества первобытного коммунизма, перевоплотился в обезумевший вой в стане буржуазных ученых не исключая «социалистов» типа Г.

Кунова и К. Каутского , и, естественно, возникновение в Европе «красного призрака» коммунизма сыграло в данном случае свою роль. Но мере того как этот «призрак» преобразовывался в настоящую опасность для буржуазии, идеологи крайней все в большей мере проникались слепой ненавистью к коммунизму в прошедшем. Классовый энтузиазм диктовал желание и необходимость отыскать в ряде аргументов и исторические подтверждения и пользу представления о извечном существовании «священной» личной принадлежности.

Эти «доказательства» призваны были установить полное противоречие принципов революционного учения коммунизма «истинным», «вечным», «естественным» законам природы. Задумывались ли те ученые, которые отрицали первобытный коммунизм в прошедшем, что они служат классовым интересам буржуазии? Имеются неоспоримые данные к тому, чтоб признать в целом ряде случаев полное сознание такового служения классовому энтузиазму. Но, непременно, найдется посреди историков не не достаточно и таковых, которые в собственном отрицании первобытного коммунизма действовали полностью бессознательно.

Броский политический нрав носит и именитый спор в российской истории меж славянофилами и западниками по вопросцу о самобытности и самостоятельности российского исторического процесса. Классовая подоплека этого спора до конца выяснена М. Покровским, так что нет надобности специально останавливаться на этом вопросце. Сюда же относится, к примеру, и «схема» М. Грушевского, о которой много говорилось на I Всесоюзной конференции истори-.

Но сюда же принадлежат и решения «по частям», построения гипотез, на которых следует тормознуть несколько подробнее. Это, к примеру, гипотезы о дофеодальном строе, о феодализме и т. о исключительном своеобразии российского исторического процесса, пожалуй, со времен споров западников со славянофилами никто из историков прямо говорить и не отважится.

Тем не наименее, в замаскированном виде неувязка исключительного своеобразия существует и сейчас. По вопросцу о дофеодальном строе восточных славян посреди историков одного представления не существует. Рожкову, существует целых 5 «противоположных» мнений: 1 родовой быт, как на Западе, 2 семейно-общинный быт, 3 задружно-общинный быт, 4 городская область, 5 племенной быт, — хотя на деле разногласия и не так значительны. Вопреки мнению Н. Рожкова, не случаем «просмотревшего» политическую подоплеку соответственных споров, четыре из числа названных форм нужно считать разными ступенями 1-го и того же родового строя, существование которого, кстати огласить, отрицается для российской истории и самим Н.

Рожковым В. Ключевскому, который на деле не отрицает родового строя у древних восточных славян, и мысль «городской области» имеет у него несколько особенное значение, о котором в данном случае пока умолчу. Итак, в сути, суровой земли для споров как как будто и не имеется. А все-же спорили — спорили для того, чтоб выделить «известную», «относительную», «некоторую» степень своеобразия и самобытности российского исторического процесса. Что же? Абстрактно-научный спор? Нет, спор — политический, решается вопросец о одном из «кусков» схемы исторического процесса, и то либо другое решение даст тот либо другой отпечаток всей схеме в целом.

Далековато не все историки принимают термин феодализм для соответственного шага российского исторического процесса. В противовес этому можно было бы огласить, что почти все «старые» историки «стыдятся» термина феодализм, чему не противоречит. Богословского: «впрочем, хронологические грани оказываются тут спорными, и тогда как одни молвят о разложении феодализма уже в XV веке, остальные продолжают феодализм до революции года» К вопросцу но отношениях крестьянина к землевладельцу по Псковской судной грамоте, в Летоп.

Законно и уместно говорить о феодализме еще в XVIII веке, законно и уместно говорить о пережитках феодализма накануне революции г. По отношению к дилемме феодализма это означает отрицать существование феодализма и старой Руси. Так по существу поступает М.

Богословский, будучи не в состоянии прямо отторгнуть термин «феодализм». Но в такую же неслучайную ошибку впадал и «марксист» П. Разбираясь в исторических взорах этого создателя, А. Сидоров, меж иным, пишет: «никакого феодализма в Рф не было» — вот вывод, который нужно было бы сделать Н. Рожкову «Историк-марксист», г. И это совсем справедливо. Рожков не может прямо сказать: «на Западе феодализм был, а в Рф его никогда не было», но таково его действительное мировоззрение, и вышла непоследовательность в изложении материала, расхождение в изложении и «выводах».

Политическая подоплека этих противоречий и непоследовательности очевидны. Стоит вспомнить, каково было отношение II. Рожкова в 1-ые годы Октябрьской революции к «азиатскому» социализму, «своеобразному», русскому «явлению», «невозможному» на западноевропейской почве. Само собою очевидно, ежели в Рф не было ни родового быта, ни феодализма, ни промышленного капитализма, ни империализма, словом — всех тех шагов, которые были пройдены Западной Европой; ежели Наша родина, следовательно, шла самобытным не хватает плехановского крылатого словечка «азиатским» методом, то и пролетарская революция и диктатура пролетариата, нужно считать, полностью относятся к числу таковых «самобытных» «азиатских» явлений, которым на Западе не быть.

Таковой конкретно вывод и делал Н. Рожков в определенный период собственной жизни, делали таковой вывод. Не ясно ли, что вокруг «абстрактно-научных» заморочек упомянутого порядка шел и идет самый доподлинный классовый бой? Не ясно ли, что приведенные примеры диктуют нам зоркость и внимательность, в обеспечение того, чтоб «козыри» крапленых карт классовых противников были биты определенным историческим материалом историком-марксистом?

Гипотезы, связанные с схемой исторического процесса, — не единственный род гипотез с политической, т. В качестве другого примера аналогичной увязки истории с политикой и в прошедшем и реальном можно привести споры по земляному вопросцу.

В борьбе за буржуазную собственность «подделывались» исторические источники либо изобретались «теории» исконного личного землевладения. Броским представителем таковых «случаев» является В. Сергеевич, «доказавший» с помощью писцовых книжек XVI! Накануне так именуемой «великой реформы» г. Свою роль в данном случае игрались дворянские интересы, с точки зрения которых нужно было припугнуть буржуазию «язвой пролетариата».

Не по другому обстояло дело и со смердами, которые, вопреки ясным свидетельствам источников, к примеру, летописи и Российской Правды, огульно объявлялись исконными арендаторами земли, «принадлежавшей» «от века» фамилиям больших землевладельцев XIX и XX веков. Не для того ли совершался исторический подлог, чтоб заблаговременно объявить все крестьянские притязания на землю «незаконными», обосновывая это данными «современной науки».

Не по другому обязано обстоять дело увязки решения всех таковых вопросцев с задачками текущей политики и в наше время — с той только различием, что историку-марксисту не пригодится подтасовывать исторические факты и замалчивать показания исторических источников. Вопросцы происхождения феодализма до сих пор не утратили остроты политического значения, как и вопросец о смердах, как и вопросец о формах землевладения.

Далековато не индифферентно, огласить ли, что политическая власть феодала составляла атрибут личной земляной принадлежности, либо, напротив, личная собственность на землю являлась неким «довеском» к политической власти феодала.

Каждое 2-ое решение этих 2-ух однородных по собственному значению заморочек, тесновато связанное, кстати огласить, с именованием А. Богданова, конкретно ведет в лагерь богдаиовщины, «блаженной памяти» Рабочей Правды и Рабочей группы, к махаевщине и к худшей разновидности анархо-синдикализма. Эта, с позволения огласить, «теория» происхождения феодализма является несомненным обоснованием известного извращения о «классе организаторов».

Особенный энтузиазм вызывают и споры о так именуемом начале Руси. Уже вековая давность спора указывает, что за ним скрывается некий наиболее глубочайший энтузиазм, чем лишь чисто научный. Сиим остальным энтузиазмом мог быть, естественно, лишь классовый энтузиазм, что стало в особенности ясно с основанием в науке о языке яфетической теории Н.

Марром: к двум имевшимся гипотезам, тезису и антитезису, удалось получить третье построение, являющееся их синтезом. В основном так именуемая норманская школа обнаруживает себя как дворянско-монархическая концепция, с подчеркиванием значения династического вопросца и с «обоснованием» прав Рюриковичей на королевский престол.

Еще С. Соловьев, говоря о правах Рюриковичей, аргументировал от их происхождения от «благородных норманнов», тех самых норманнов, которые, по А. Шлецеру, Н. Карамзину и др. Напротив, так именуемая славянская школа, перенося центр тяжести на решение вопросца о происхождении самой российской народности, обнаруживает в собственном основании буржуазный энтузиазм. Она — плод экспансии торгового капитала, в интересах которого было объявить славянами даже греков и венгров.

Пролетарской концепцией является мировоззрение о происхождении российской народности из скрещения ряда племен, явившихся в остальных сочетаниях предками других народов. В полном согласии с выводами новой антропологии, заключающимися в установлении в составе всех народов представителей всех 4 узнаваемых групп хим состава крови, представитель данной новейшей исторической концепции может огласить, что в жилах различных народов течет реально одна и та же кровь.

Мысль братского единения народов получает в данной концепции свою новейшую опору. Не приходится говорить, но, что в реальности весь спор о начале российского исторического процесса имеет наиболее сложные основания, чем они представлены в лишь что изложенных беглых замечаниях.

Довольно указать, что формально в числе норманнистов оказывается видный историк-марксист, глава российской марксистской исторической науки, М. Естественно, было бы смешно мыслить, что он попал на удочку дворянско-моиархической историографии. Но и позиция М. Покровского не случайна.

Энтузиазма к династическому вопросцу в таком направлении, как это находится у А. Шлецера, Н. Карамзина, С. Резко подчеркнуто, что норманские князья были завоевателями, захватчиками, первыми насильниками над массами славянского населения В. Резко подчеркнуто, что никакого порядка приход норманнов на Русь не водворял: «в явную насмешку над рассказом летописи о том, как будто 1-ые князья были «призваны» из-за моря, чтоб «судить по праву», древний монумент российского права ни одним звуком не упоминает о судебной роли князя», — резко ставит вопросец М.

По его характеристике, вся административная деятельность князей-норманнов выражалась в одних поборах с населения, в собирании с населения дани. И этот взор не случаен. Ежели он опирается на крепкий исторический материал тут уместно будет напомнить, что самый приход норманнов в северо-западный край В. Европы, как это устанавливается археологическими данными, сомнению не подлежит , то внимание к этому историческому материалу продиктовано теми задачками политической борьбы, которые стояли на очереди в период исторических работ М.

Покровского по упомянутому вопросцу. Но самый норманнизм, как его соображали прежние норманнисты, внимания М. Покровского не приковывал. Напротив, М. И вот, на примере исторических работ М. Покровского по данному вопросцу видно, как одно и то же направление, под влиянием политических интересов, меняет свое существо и оказывается в состоянии, в зависимости от этих конфигураций, обслуживать интересы то 1-го, то другого класса.

Политический энтузиазм непосредственно сказывается в том, что внимание историка фиксируется, в согласовании с этими интересами, то на одной, то на иной стороне дела. То же мы лицезрели и на примере спора о российской общине. Эти примеры характерны тем, что вскрывают и самый механизм классового подхода к исследованию исторических явлений.

Объективность теории исторического материализма. Приведенные примеры классовой обусловленности выбора исторического материала, его планировки, подбора сюжетов исторических исследований, решения отдельных исторических заморочек ничего общего, на 1-ый взор, с современностью и современными актуальными политическими задачками не имеющих, можно было бы пополнить нескончаемым количеством остальных таковых же примеров.

Но и то малое, что тут отмечено, со всей очевидностью указывает связь истории с политикой. Историческая наука, можно огласить, оказывается родной сестрой политики. Отсюда возникает вопросец и о выборе определенной методологии, т.

Таковая методология существует. Ею является для исторической науки теория исторического материализма. С помощью теории исторического материализма историк оказывается в состоянии подходящим образом подобрать исторический материал, разрешить вопросец о главном и второстепенном, выбрать самый сюжет исторического исследования, представить исторические явления в определенном освещении.

Все это значит, что историк-марксист заблаговременно систематизирует и обрабатывает исторический материал в определенном направлении. Возможен вопросец, не надевает ли историк-марксист на глаза политические шоры, которые принуждают его созидать все исторические действия и явления в особенном свете, в превратном, так огласить, виде. Говоря словами Бэкона, не новенькому ли «идолу» поклоняется к пущему посрамлению истины историк, последователь марксистско-ленинского осознания исторической закономерности.

Стоит огласить, что этот вопросец подсказан, фактически, классовым противником пролетариата. Практика революционного движения пролетариата издавна решила вопросец о степени значимости и объективности марксистско-ленинского учения вообщем. Вопросец, поставленный выше, формально представляет собою вопросец метафизика, неспособного глядеть на явления диалектически. В самом деле, все это равносильно доверчивому рассуждению, схожему тому: ежели буржуазный историк, дескать, находится в плену собственной буржуазной тенденциозности, так чем же лучше пролетарский историк, который оказывается в плену пролетарской тенденциозности; в обоих вариантах историк тенденциозен.

Итак, долой всякую тенденциозность! Итак, да здравствует «чистая», «свободная» наука история! Это — явное рассуждение конкретно метафизика, неспособного осознать, «что к чему», неспособного осознать глубочайшего различия критерий «тенденциозности» пролетарского историка и тенденциозности буржуазного историка. Реально это, как сказано, идеология классового неприятеля. Но откуда бы названный вопросец ни исходил, без ответа его оставлять нельзя.

Окруженный сознательными и бессознательными, явными и тайными классовыми неприятелями и их идеологами, юный историк-марксист находится под опасностью неприметных влияний классового неприятеля. На идеологическом фронте эта борьба в неком отношении еще сложнее, чем где бы то ни было. Убитых и покалеченых на физическом уровне тут не бывает. Но неприятель наносит поражение тем легче, что действует скрытно, не сходу себя обнаруживая. Историк-марксист должен уметь отвечать на данный вопросец.

И ответ на него не вызывает никаких затруднений. Политическая тенденциозность пролетариата является тенденциозностью особенного рода. Пролетариат составляет таковой класс, который не стремится своим приходом к власти сделать новейшие формы эксплуатации. Победа пролетариата значит не установление новейших форм зависимости человека от человека, а раскрепощение всех эксплуатируемых классов, ликвидирование самого деления общества на классы. Эта черта стремлений пролетариата резко различает его от всех иных классов классового общества.

Потому пролетариат ни в какой степени не заинтересован в искажении истины. Его действительный классовый энтузиазм прямо противоположен тенденции обыденного затемнения истины, наблюдаемой у идеологов эксплуататорских классов. Тем самым «тенденциозность» пролетарской методологии исторической науки, т. Она высвобождает историка от всякой тенденциозности в дурном смысле слова, так как рвение к объективной истине и пролетарский энтузиазм полностью совпадают.

Итак, пролетарский историк, каким должен быть современный историк-исследователь, до этого всего должен вооружиться основательным познанием теории исторического материализма. Он должен научиться воспользоваться данной для нас теорией, не запамятывая ни на минутку о классовой сути исторической науки, о связи крайней с политикой.

Методика либо техно методология исторического исследования. В собственном предстоящем изложении вопросцев исторического исследования мы будем исходить из догадки, что читатель довольно знаком с способом исторического, материализма и довольно отлично знает литературу этого предмета.

Специальной задачей истинной работы потому будет являться не изложение основ теории исторического материализма, а освещение вопросцев самой техники исторического исследования. Напомнив о основной задачке современного историка-исследователя и указав на те обязательства, которые на него возлагаются в согласовании с данной для нас задачей, мы должны ко всему произнесенному добавить, что отсюда же вытекают и другие обязанности историка.

В собственном исследовании историк-марксист должен быть правдивым, что совсем не равнозначно буржуазному представлению о нейтральной объективности, по существу неосуществимой. Историк-марксист не должен искажать исторических фактов — ни сознательно, ни бессознательно Он не должен упускать из виду либо специально обходить молчанием такие факты, которые могли бы поменять постановку вопросца либо привести к иному, чем им намеченное, историческому построению.

Допустивший такие погрешности в собственной работе историк не может претендовать на звание марксиста. Но ежели умышленные погрешности и отсутствуют, историк-марксист не при всех критериях гарантирован от случайных, неумышленных ошибок. Для заслуги правдивости в собственной исторической работе историк-марксист должен овладеть и техникой исторического исследования. Теория исторического материализма является методологией исторической науки.

Приемы и методы исследования, устанавливаемые теорией исторического материализма, обоснованы качествами самого исторического процесса. Но историк имеет дело с историческим действием, отраженным монументами соответственных исторических событий. Эти монументы имеют свои специальные индивидуальности, которые. Теория исторического материализма с этими приемами дела иметь не может, так как индивидуальности исторических памятников не имеют прямого дела к закономерности исторического процесса, единственно составляющей предмет методологии истории.

Таковой научной дисциплиной, не являющейся в серьезном смысле слова самостоятельным отделом научного познания, является методика исторического исследования. Так как она имеет дело в большей степени с техническими приемами исследования, ее можно именовать, в отличие от методологии исторической науки, технической методологией исторического исследования.

В этом смысле она может быть названа вспомогательной исторической дисциплиной и составлять часть теории исторического материализма, понимаемой в широком смысле. Конкретно вопросцы данной дисциплины и будут служить предметом всего следующего изложения. Понятие исторического источника. Историку, намеревающемуся без помощи других создать какой-нибудь вопросец, либо же пересмотреть вновь прежнее, имеющееся решение какого-нибудь вопросца, приходится иметь дело с историческими источниками.

Историческим источником «вообще» либо историческим источником в широком смысле служит всякий монумент прошлой жизни. В наиболее узеньком и особом смысле историческим источником следует считать монумент прошлой жизни, независимо и хронологически в первый раз, по сопоставлению с иными дошедшими до нас монументами, отражающий тот либо другой исторический факт, событие либо явление, либо же хотя бы какую-либо деталь исторического факта, действия иди явления.

Давая настолько узенькое определение исторического источника, мы никак не исключаем способности и необходимости отнесения к категории исторических источников всех тех памятников, которые далековато, по всем видимым признакам, не в первый раз свидетельствуют о том либо ином историческом, факте, событии либо явлении. Из 2-ух либо 3-х либо пары памятников один может по времени появления относиться к наиболее раннему, чем иной либо остальные.

Казалось бы, с точки зрения формулированного выше определения исторического источника, историческим источником нужно признать лишь 1-ый монумент. Это не так. Иной либо остальные монументы позднейшего происхождения могут независимо от первого монумента. Ограничение формулировки, изложенной выше «независимо Точно таковым же образом иной либо остальные, монументы, основывая свое свидетельство на первом, древнем дошедшем до нас монументе, могут добавлять к свидетельству первого монумента и что-либо новое, почерпнутое откуда-либо еще, независимо от первого монумента.

В таком случае иной либо остальные монументы будут добавлять и дополнять 1-ый монумент какими-либо деталями, то есть являться хотя бы в некой части монументами, «хронологически в первый раз, по сопоставлению с иными дошедшими до нас монументами Отсюда следует, что и они должны быть признаны историческими источниками. Предложенное определение исторического источника дозволяет полностью безошибочно различать исторический источник от источника исторической работы вообщем.

Источником «вообще» может быть хоть какое историческое произведение либо историко-литературное сочинение, далековато не в первый раз отражающее ту либо иную деталь, тот либо другой след либо черту изучаемого действия либо даже целой эры. Произведения этого рода, в отличие от исторического источника, можно именовать историческим пособием. Самое разграничение источников на исторические источники и исторические пособия непременно нужно. Во-1-х, отсутствие этого разграничения лишало бы историка способности определять, что из имеющихся памятников подлежит безусловному использованию, что представляет второстепенный энтузиазм и даже может быть оставлено совсем в стороне.

Историк не имел бы в собственном распоряжении аспекта для определения границ меж неотклонимым и ненадобным. При значимом количестве источников «вообще», имеющихся по каждому вопросцу, это далековато не маловажно. Отсутствие упомянутого аспекта, при фактической невозможности использования всех источников «вообще» сполна, превращало бы исследователя в «кустаря». Искажение стоит в связи с нравом мировоззрения эры, класса и т.

Историк-исследователь не может не считаться с сиим обстоятельством. Не подлежит сомнению, что в целом ряде случаев источники «вообще», относящиеся ко времени, существенно отдаленному от времени событий, которых они касаются, вносят, в сопоставлении с наиболее ранешними монументами, целый ряд новейших искажений. Потому далековато не индифферентно, с какой категорией памятников имеет исследователь дело.

Приведенное выше определение исторического источника имеете с тем и довольно обширно для того, чтоб случаем не исключить из категории исторических источников какой-нибудь монумент, не являющийся историческим источником в одном случае, но играющий такую же роль в каком-либо другом случае. Как можно вывести из произнесенного выше, одно и то же историческое сочинение в одних собственных частях может являться историческим источником, в остальных частях — историческим пособием.

Может быть и так, что одно и то же историческое произведение, в целом либо в отдельных собственных частях, в одном случае будет являться историческим источником, в другом случае — историческим пособием. Эти колебания зависят, во-1-х, от нрава самого произведения, во-2-х, от той задачки, которую будет для себя ставить исследователь.

Так, к примеру, всякий документ, содержащий четкий текст в первый раз изданного закона, может служить лишь в качестве исторического источника, но не исторического пособия. Исторические сочинения Н. Карамзина, Н. Полевого, Н. Устрялова, С. Соловьева и остальных позднейших историков непременно не являются историческими источниками для исследования эпох, обрисованных названными создателями и предшествующих времени их жизни и творчества.

Но при разработке исторических тем, подобно теме «эпоха жизни» либо «деятельность» хоть какого названного историка, их сочинения, естественно, могут являться историческим источником. Сочинение Л. Троцкого « год» в той части, где Л. Троцкий выступает в качестве современника и свидетеля событий, является историческим источником для исследования революции года; то же произведение в части, содержащей рассуждения Л.

Троцкого, не являясь истории-. Отсюда вытекает, что полностью четкой границы меж историческими источниками и историческими пособиями «вообще», т. Вопросец должен разрешаться в каждом определенном случае самим историком. Изложенные выше указания разрешают разобраться в таком вопросце без особенных затруднений, но, естественно, чтоб эти указания не остались пустым звуком, исследователь должен отлично ознакомиться в каждом случае со всеми историческими монументами и сочинениями, относящимися к предмету его исследования.

Крайнее замечание в особенности относится к таковым случаям, когда, к примеру, те либо другие сочинения современны изучаемой эре и в то же время не снабжены никакими указаниями относительно источников, на основании которых они написаны. Задачей исследователя в этом случае является установление всей полноты всех таковых памятников, которые могли служить источниками данного сочинения, анализ и особый разбор приемами исторической критики.

Главные группы исторических источников. По собственному нраву источники могут быть подразделены на несколько главных групп. Традиционно отмечают три группы либо три категории различных исторических памятников: вещественные, устные и письменные. В зависимости от принципов классификации, есть и другие подразделения.

Не входя в критику имеющихся других классификаций, вообщем говоря очень условных, мы обязаны настаивать на большей пригодности приведенной выше классификации, добавив в ней, но, пропущенную и непременно существующую категорию исторических источников — пережитки, наличные в быте, характерах, учреждениях общества. Со времени Э. Беря во внимание и остальные недочеты приведенной классификации, мы могли бы.

Устная традиция является древней формой передачи пережитых свидетелями и очевидцами событий известий о крайних. Она является совместно с тем часто первой либо исходной формой передачи исторических известий вообщем. Таковая передача могла совершаться непосредственно в форме повествования либо рассказа проза , либо в форме песни поэзия. В короткое время весть свидетеля о каком-либо событии могло обойти значимый круг лиц, которые сами не являлись свидетелями действия, но продолжали распространять дальше приобретенное ими от остальных весть.

Таковая форма устной традиции различается от первой и может быть названа особенным термином — «молвой». Значимой индивидуальностью молвы являются полностью вероятные пропуски неких деталей начального известия, добавление новейших, вымышленных деталей и вообщем всякого рода преломления начального известия. Переданная благодаря энтузиазму к событию, которого она касается, из поколения в поколение и претерпевшая при данной передаче ряд конфигураций, молва воспринимает нрав легенды, сказания, предания, былины, саги, смешного рассказа.

Значимым признаком всех этих форм традиции является умопомрачительный элемент, элемент вымысла, неописуемого, противоречия реальности, противоречия реальным историческим событиям и даже здравому смыслу. Дословно «легенда» от латинского 1еgenda значит сообщение, подлежащее неотклонимой передаче «то, что обязано быть рассказано».

В «средние века» сиим термином в западноевропейских странах обозначали традиционно жития святых, подлежавшие неотклонимому оглашению либо чтению в церкви в установленные дни. Так как жития святых традиционно включают элемент расчудесного и умопомрачительного, то этот термин был в предстоящем присвоен всем другим рассказам и повествованиям аналогичного нрава.

На практике термином «легенда» время от времени не пользуются, и в приложении к повествованиям указанного рода используют термин «сказание», являющееся в таковых вариантах синонимом «легенды». То же самое можно огласить и относительно «предания». Имея тот же нрав фантастичности, «былина», в отличие от легенды, связана по сюжету с подви-. Синонимом ее явится «сага».

Особенной разновидностью молвы являются «пословицы» и «поговорки». Пословицей именуется двухчленное изречение, употребительное в народной речи и сложенное по какому-либо случаю, время от времени исторического нрава. Поговорка, в отличие от пословицы, представляет собою самостоятельный элемент какого-нибудь произведения.

Она представляет собою образный намек на основную идею произведения, откуда взята, но при том она не является отвлеченной формулой данной для нас идеи. Выхваченная из произведения, в составе которого она находилась, поговорка приобретает самостоятельное значение и в качестве самостоятельного элемента обращается в народной речи. К устной традиции принадлежат также «прибаутки» либо «присказки» баить — говорить. Крайние близки к пословицам и поговоркам и представляют собою ходячие шуточки, состоящие время от времени из недлинного смешного рассказа, время от времени из не много понятных смешных выражений, часто рифмованных.

К устной традиции относятся и «заговоры», отличающиеся особенным своим сюжетом и назначением. Назначение заговоров — служить целям магии, чернокнижническтва, волхвования, волшебства. Традиция, совсем потерявшая связь с историческими событиями, с забвением и пренебрежением ко всякой хронологии, преобразуется в «сказку». Из числа крайних некое значение исторического источника имеют основным образом так именуемые «народные сказки», так как они достаточно ярко отражают какие-либо черты мировоззрения, нежданно бросая свет на факты, не зарегистрированные иными источниками.

Устная традиция, в той либо другой форме, в определенный момент могла быть записана. В таковой записи она традиционно и попадает в руки исследователя. Но от этого она не утрачивает особенностей, указанных для устной традиции выше. Само собою очевидно, что эти индивидуальности происхождения «записанного» устного известия должны быть учтены исследователем, имеющим надобность привлечь такового рода источник при разработке собственной темы.

Исследователь должен либо без помощи других «очистить» таковой источник от частей вымысла и фантастики и установить исторически-достоверное. Письменная традиция составляет в особенности важную для историка группу исторических источников. По собственному выдающемуся значению этого рода источники могут быть названы историческими источниками в тесноватом смысле.

О их дальше и будет идти речь основным образом. К их числу относится всякое рукописное либо печатное произведение, всякий рукописный либо печатный документ, при чем, естественно, такое произведение либо таковой документ должны удовлетворять наложенному выше определению исторического источника. Таковыми источниками являются летописи либо анналы, хроники либо хронографы, биографии, автобиографии, записки пли воспоминания современников, дневники, политические произведения, религиозные сочинения полемического нрава, описания путешествий, письма современников, жития святых, в конце концов, всякого рода произведения современников-иностранцев, традиционно объединяемые под общим заглавием «записок» либо «сказаний» иностранцев.

Сюда же мы находим необходимым отнести и всякого рода юридические монументы. Содержанием крайних является определенное юридическое действие акт , и по той причине, к примеру, Э. Бернгейм относит их к уровню «остатков» Ueberreste, реликты. Но изложение юридических действий часто находится в связи с письменной традицией исторических событий, так что нецелесообразно, на наш взор, выхватывать источники этого рода из группы письменных источников.

Сюда же могут быть отнесены генеалогические таблицы древнерусских князей, бояр и проч. Сюда же, в конце концов, должен быть отнесен и эпиграфический материал, т. Летописью принято именовать погодный рассказ о событиях либо погодную о их запись, где каждое описание некой группы событий приурочено к определенному году, и вся совокупа таковых записей размещена в последовательности лет. В приложении к иностранным летописям часто употребляется в качестве синонима летописи термин «анналы», происходящий от соответственного латинского слова, со значением «год».

Соответствующей индивидуальностью. Анализ летописей традиционно указывает, что в их основании лежат древние погодные записи, использованные позднейшими летописцами. К сиим начальным записям равномерно были присоединены отдельные легенды сказания, предания и проч. Позднейшие составители продолжали записи собственных предшественников своими своими записями, делаемыми на основании личных наблюдений и на Основании чужих рассказов.

Таковой непростой состав летописей делает их отдельные части неравноценными и по значительности сообщаемых фактов, и по исторической достоверности крайних. К летописям примыкают хроники, либо хронографы. Крайние являются теми же летописями, но включают в для себя обзоры глобальной истории, с прибавлением известий о пережитых их составителями событиях. Не считая произнесенного, формальное отличие хроники, либо хронографа, от летописи можно созидать в расположении материала, в хронологическом порядке главнейших событий городка, области либо страны.

Произнесенное о сложном составе летописей относится и к хроникам, либо хронографам. Биографией именуется жизнеописание какого-нибудь лица, составленное на основании личных припоминаний составителя, устной традиции и т. Жизнеописание, составленное тем лицом, о котором повествуется, именуется автобиографией. Крайняя, по собственному нраву, приближается к мемуарам, с тем лишь различием, что в автобиографиях исторические действия группируются вокруг определенного лица и отмечаются только в той мере, в какой они имеют к этому лицу отношение.

Записки либо воспоминания современников представляют собою повествование о таковых событиях, в которых создатель мемуара авт. В первом случае мемуар приближается к автобиографии, но на практике наблюдается обширное использование в воспоминаниях материалом свидетелей, что и дозволяет считать воспоминания особенной формой письменной традиции, хорошей от автобиографии. Воспоминания могут являться отражением современных создателю событий, но могут содержать в для себя сведения и о наиболее ранешних событиях, современником которых создатель мемуара мог и не быть.

По собственному размеру воспоминания могут представлять собою в других. В связи с объемом Почаще всего находится и состав мемуара. Так, при значимых размерах мемуара постоянно заблаговременно можно предполагать внедрение разных источников, в то время как незначимые размеры мемуара почаще всего говорят о том, что записи составлены на основании личных наблюдений создателя. Совокупа этих событий, как и в случае летописей, делает записки либо воспоминания современников неравноценными и по значительности обрисованных в их событий и по достоверности сообщаемого материала.

Личный момент, как правило, отражается в воспоминаниях еще наиболее существенно, чем в летописях, но слабее, чем в автобиографиях. К мемуарам примыкают по формам дневники. Крайние, но, не лишь формально составляют необыкновенную разновидность литературного произведения этого рода, но, с точки зрения историка, различаются от воспоминаний и по существу.

Представляя собою поденную запись, ежедневник, естественно, способен отразить регистрируемые факты наиболее точно. Создатель пишет «под свежайшим впечатлением», помнит наблюденный факт лучше, ярче и полнее представляет детали наблюдаемого факта. Напротив, мемуарист записывает известия о давних событиях, факты им припоминаются, восстанавливаются в памяти не без некого труда. Указанное различие меж дневником и мемуаром принуждает историка придавать дневнику, как историческому источнику, большее значение, оценивать выше мемуара.

При том не следует, но, забывать, что в оценке дневника в качестве исторического источника играет роль и его содержание, которое может быть жалким, т. Само собою очевидно, исследователем должен быть учтен и классовый момент, равно общий уровень мировоззрения создателя дневника и остальные индивидуальности, постоянно обусловливающие огромную либо наименьшую степень преломления фактов при их передаче, какова бы ни была форма литературного произведения.

Политические сочинения должны быть признаны особенной формой традиции по способу подбора исторического материала. Политическими настроениями, симпатиями и антипатиями, естественно, проникнуты и летописи, и биографии, и воспоминания, и дневники. Как это сейчас строго установлено, даже летописец никогда не являлся бесстрастным, беспри-.

Политические интересы сильно сказываются и в оценке и в подборе материала летописей. Но эти индивидуальности посильнее выступают в фактически политических сочинениях. Отличительной чертой крайних являются, но, не эти признаки большей «насыщенности» политическими интересами, а методы подбора исторического материала. В летописи, так огласить, исторический материал — на первом плане. Так обстоит дело и с мемуаром.

Напротив, в политическом сочинении на первом плане — определенная политическая мысль, в согласовании с которой и подбирается исторический материал. Исторические действия привлекаются и отмечаются в политическом сочинении только постольку, так как это отвечает главной цели создателя такового произведения. При этом нет никакой надобности непременно предполагать в каждом политическом произведении искажение фактов — крайнее постоянно будет стоять в связи с тем либо другим политическим, т.

Но во всяком политическом произведении подбор исторических фактов в их описательной части будет не полон. Зато политические сочинения являются красивыми монументами мировоззрения и культуры собственных эпох. Отмеченное в отношении политических сочинений идиентично относится и к их разновидностям — политическим памфлетам и политической сатире.

То же можно огласить и относительно религиозных полемических произведений. В этом случае политика только выступает в оболочке религиозных интересов. Описания путешествий в большей мере отражают степень культурного развития общества собственного времени, ежели повествуют о каких-то исторических событиях. Крайние занимают в таковых описаниях второстепенное место и отмечаются создателями их только «по поводу».

Письма современников для неких эпох служат очень значимым дополнением к мемуарам и даже к официальным известиям. Что время от времени не высказывалось в воспоминаниях в предположении, что воспоминания могут попасть в руки сторонних людей, либо в официальном сообщении, специально рассчитанном на широкий круг читателей, часто находит свое отражение в письмах. Это разъясняется тем, что письма рассчитаны на узенький круг заблаговременно узнаваемых читателей.

В интимной беседе, какой потому является переписка, можно высказаться откровеннее и непосредственнее, ежели. Отсюда непринужденный тон писем. Отсюда наиболее колоритное отражение подлинных вкусов, запросов и интересов создателей писем. К тому же письмо, в отличие от мемуара, традиционно касается конкретно пережитого создателем, традиция — свежее и современнее событию. Жития святых, как правило, включают элемент фантастики и расчудесного.

Часто в основании жития лежит легенда. Формально являясь биографиями, жития различаются от обычных биографий конкретно этими чертами. При всем том жития часто включают в собственный состав и элементы исторической реальности, содержат драгоценные данные о современном быте, характерах, взорах, понятиях.

Выделение из житийной литературы ценного исторического материала составляет специальную задачку критики и анализа житий. Часто признается, что записки иностранцев составляют в особенности принципиальный и надежный по степени объективности и достоверности исторического материала источник. Во всяком случае почти все охотно ставят записки иностранцев выше воспоминаний современников российских.

Это мировоззрение основывается на том, что иностранцы не заинтересованы в сокрытии каких-то теневых сторон жизни чужого для их общества, напротив, отечественные современники сплошь и рядом затушевывают невыгодные факты, а угодные и приятные им факты раздувают и преомнажают. Это мировоззрение справедливо лишь частично, т.

Но это наблюдается далековато не постоянно. Плохо зная чужой язык, не много понимая суть и индивидуальности чужой для их жизни, иностранцы могли невольно впадать в ошибки. Но и в тех вариантах, когда они довольно отлично соображали язык страны и довольно отлично могли разбираться в событиях страны, где являлись посторонними наблюдателями, иностранцев нельзя считать полностью объективными наблюдателями. Дипломатические, религиозные политические и другие мотивы могли и иностранцев вести к тенденциозному извращению фактов.

Довольно напомнить о современных тенденциозных вестей заграничных газет о событиях в СССР. Эти суждения не разрешают огласить наперед, являются ли известия иностранцев постоянно наиболее объективным изложением исторического материала, по сопоставлению с записками и мемуарами отечествен. Решение будет зависеть от личных особенностей того либо другого монумента. Юридические монументы, в сопоставлении с иными формами письменной традиции, различаются собственной обыкновенной достоверностью. Эта достоверность тем выше, чем меньше юридический монумент содержит в для себя описательного материала.

Юридический монумент, отражающий лишь юридическое действие, не нуждается ни в какой проверке содержания. В этом случае довольно установить, является ли монумент подлинным. Но конкретно юридические монументы подвергались в особенности нередко подделке из корыстных и остальных целей к примеру, из дипломатических, религиозных и т. Это принуждает исследователя в особенности кропотливо изучить вопросец о подлинности юридического монумента, привлекаемого в качестве исторического источника.

Но юридический монумент изредка отражает лишь одно юридическое действие. Еще почаще сообщение о крайнем переплетается с известиями исторического нрава. Эти крайние подлежат критике на общих основаниях, так как юридический монумент, полностью официальный и непременно достоверный, может возвещать официальную ересь. Лживые сообщения в особенности нередко встречаются в дипломатических монументах, в манифестах правительств дворянских и буржуазных стран, в донесениях и реляциях военных начальников, в свидетельских показаниях по судебным делам и т.

Вообщем, всякий раз, когда классовые, религиозные, дипломатические и другие интересы могли оказывать свое влияние на нрав традиции, исследователь не должен слепо доверяться юридическому памятнику в его описательной части. Очевидно, от нрава монумента и от сюжета исторического исследования будет зависеть и самый подход к такому памятнику.

Юридические монументы, в свою очередь, могут быть подразделены на главные свои виды, а эти крайние могут иметь предстоящее деление. Так, главными видами юридических памятников можно признать: 1 дипломатические документы, 2 монументы организации верховной власти, 3 монументы местного управления, 4 партийные документы, 5 законодательные монументы, 6 монументы гражданского права и процессуальные, 7 монументы финансово-экономические, 8 монументы церковного права, 9 документы военного нрава.

Любая из этих групп юридических па-. Но вообщем все это деление очень условно и приблизительно. Исторический процесс отражался в разных монументах полностью «стихийно», а поэтому разные по нраву юридические монументы сразу отражают различные черты публичной жизни и могут быть сразу отнесены к двум и наиболее видам. Генеалогические таблицы, составляя необыкновенную форму письменных сообщений, различаются своим сюжетом.

Это — родословные князей, бояр, дворян, личных лиц и т. Генеалогические таблицы могут иметь в собственном основании знаменитые сведения о отдаленнейших предках того либо другого рода либо фамилии. Они могут иметь и официальное происхождение. Во всех этих особенностях исследователь и должен разобраться, желая пользоваться материалом генеалогических таблиц. Эпиграфический материал, отличаясь основным образом материалом, на котором изготовлена историческая надпись, может быть официального и личного происхождения.

В зависимости от содержания, он исследуется на ряду с другими формами письменной традиции, указанными выше. Чуть ли имеется какая-либо необходимость выделять в необыкновенную группу газету, которая только на 1-ый взор кажется особенной формой традиции. При первой же попытке отдать толкование содержанию газеты как особенному виду письменной традиции мы столкнемся с фактом наличия в составе газеты статей политического содержания политическое сочинение , не исключая из их числа фельетонов; дальше неминуемо найдем ряд юридических памятников, ту либо иную разновидность писем и т.

Таковым образом, газету приходится признать не особенным видом письменной традиции, а только особенной формой издания, что при анализе роли не играет. Вещественными монументами являются различные предметы, добываемые методом археологических раскопок, но также и всякие другие вещественные остатки прошедшего, которые могут находиться и на поверхности земли. Таковы, к примеру, развалины старенькых городов, погребальные усыпальницы, дома, ворота, надгробные плиты, одежда, утварь и т.

В истинной работе приемы исследования данной нам группы источников специально рассматриваться не будут. Отметим только, что с исследованием вещественных памятников ранее имел. Индивидуальности археологического исследования заключались в преимущественном применении формально-сравнительного способа, типологического исследования, которое не требовало ни учета мировоззрения, ни учета нрава социально-экономических отношений.

Потому датировки памятников, отнесение к той либо другой народности и самая интерпретация прежними археологами не лишь вызывают сомнения, но в подавляющем большинстве случаев совсем неприемлемы. Историкам материальной культуры еще предстоит переоценка прежнего археологического наследства и предстоит разработка системы приемов исследования вещественных памятников в марксистской установке.

К той же категории памятников можно отнести изображения исторических личностей, рисунков в живописи, статуи и т. Пережитками являются наиболее либо наименее ясные следы прошлой жизни в обычаях, характерах, учреждениях, равно и в живом разговорном языке.

Эта группа источников тоже не будет являться предметом рассмотрения в истинной работе со стороны приемов исследования. Коротко отметим только, что задачей исследователя, имеющего надобность в использовании данной нам группы источников, является проверка достоверности существования пережитка; установление, как сообщаемые сведения представляют факт и не составляют осмысления имеющегося факта; размещение фактов в генетический ряд. Крайнее в особенности принципиально, так как только получение генетического ряда гарантирует историка, что он вправду имеет дело с пережитком.

Сумма фактов в таком генетическом ряде обязана возрастать по мере удаления от современности в глубь истории. Констатируя это явление, исследователь имеет право заключить, что наблюденный им факт представляет собою пережиток такового явления, которое некогда было в полном собственном виде. О полном виде явления исследователь судит по аналогии, наблюдаемой либо наблюдавшейся в каком-либо ином обществе и месте. О порядке вербования исторических источников при исследовании. Индивидуальности исторических источников, отнесенных нами к группам устной традиции, вещественных источников и традиции в изображениях, в конце концов, пережитков, делают перечисленные категории источников предметом из-.

То же можно огласить о письменной традиции, в особенности относительно эпиграфических памятников надписей. Устная традиция составляет предмет исследования со стороны историков литературы, по разделу фольклора и языка. Вещественные источники составляют предмет исследования истории материальной культуры по преимуществу. Традиция в изображениях — в значимой части материала — истории искусства. Пережитки служат предметом исследования этнографии, как 1-го из разделов социологии, и лингвистики яфетидологии.

Письменная традиция изучается как самими историками, так в значимой степени и историками литературы. Эпиграфический материал служит предметом исследования особенной вспомогательной науки — эпиграфики. Во всех перечисленных вариантах приходится предугадывать особенные приемы исследования, составляющие, как сказано, предмет особенных отраслей познания.

Не много того, по каждой группе памятников приходится прибегать к помощи различных вспомогательных дисциплин, устанавливающих свои особенные технические приемы исследования, адаптированного к соответствующим особенностям памятников.

От исследователя-историка нереально требовать неотклонимого совмещения прямой специальности историка со специальностями историка материальной культуры, фольклориста, языковеда, историка литературы, этнографа-социолога, эпиграфиста, палеографа и т. Потому использование источниками неких названных категорий традиционно может быть лишь косвенное, т. Таковой метод вербования целых категорий исторических источников во почти всех отношениях представляется наиболее целесообразным, так как это дозволяет историку сосредоточить все свое внимание на исследовании материала в пределах собственной прямой специальности, делая упор во всех смежных областях познания на выводы профессионалов других соответственных специальностей.

Совмещение пары научных специальностей на практике традиционно ведет к всепригодному дилетантизму и чревато нехорошими последствиями. Но относительно узенькая специальность обязана иметь широкую базу. Историк должен знать основную литературу смежных областей научного познания, должен иметь достаточное знакомство с приемами и выводами смежных областей научного познания.

К примеру, в ряде случаев по одним письменным источникам нельзя верно вернуть картины прошлой жизни. То же можно огласить о вещественных монументах и иных группах источников. Вербование же специальной литературы смежных областей научного познания, без достаточного знакомства с особыми приемами исследования, применяемыми ими, угрожает некритическим, т. Даже письменные источники, не говоря о эпиграфических монументах, как сказано, составляют предмет исследования особенной специальности — истории литературы, в сочетании со специальностями палеографа, сфрагиста, дипломатиста и т.

Историк был бы очень затруднен, ежели бы к тому же все письменные монументы ему приходилось бы читать в подлинниках, а не в научно изданных копиях-перепечатках. Само собою очевидно, что историк должен считаться с выводами историков литературы, палеографов и т. Но конкретно эта категория исторических источников является основным объектом внимания историка-исследователя, и крайний не может быть освобожден от самостоятельной работы в данной для нас области.

Новикова, а также Академии наук и остальных учреждений. В — гг. Новиков выполнил многотомное издание «Древней Русской вивлиофики»[2] вивлиофика — библиотека , в которой в первый раз опубликовал духовные и договорные грамоты князей, ханские ярлычки, родословицы «Бархатную книгу» и остальные источники. К примеру, сделанная в г. Археографическая комиссия опубликовала Полное собрание российских летописей и целый ряд актов общественного и личного нрава, объединенных в многотомные собрания, в том числе «Акты Археографической экспедиции» т.

Издание различных по нраву и содержанию источников требовало не лишь подготовки их к печати правильного чтения, датировки , но и составления справочного аппарата, включающего описание графики букв, материала для письма, разъяснения значения метрологических единиц и наружного вида печатей. Эта работа содействовала скоплению и осмыслению приемов научной критики источников способами, соответствующими для палеографии, сфрагистики, метрологии, хронологии и остальных вспомогательных исторических дисциплин.

1-ые наблюдения в области вспомогательных исторических дисциплин выслеживаются в сочинениях XVIII в. Уже В. Татищев, который открыл и изучил два важных монумента феодального права — Русскую Правду и Судебник г. К примеру, говоря о генеалогии, он подчеркивал: «Генеалогию либо родословие государей необходимо знать, кто от кого родился, кого деток имел, с кем браком должен был, из чего же можно уразуметь правильные наследства и домогательства»[3].

Сведения по хронологии, палеографии, генеалогии, топонимике давались в исторических трудах М. Ломоносова, М. Щербатова, И. Болтина, в комментах к изданиям источников Н. Но само понятие о палеографии, метрологии, хронологии, сфрагистике, нумизматике, ономастике как особенных исторических дисциплинах получило развитие лишь в XIX в.

На этом шаге шло выявление и скопление фактического материала, имеющее итогом возникновение работ, в которых давалось описание материала, делались 1-ые шаги по его научному осмыслению, обобщению и классификации. Для развития палеографии в первой половине XIX в. Болховитиновым[4], А. Востоковым[5], А. Горским и иными, сборники палеографических текстов, снимков, изданные П. Ивановым и И. Сахаровым[6], таблицы водяных символов, выявленных и изданных И. Лаптевым и К.

Публикацией статей о российских мерах длины и веса, о торговых ценах на продукты и хлеб началось описание материалов по российской метрологии, завершившееся книжкой Ф. Петрушевского «Общая метрология», вышедшей в г. Практическая необходимость научной датировки публикуемых источников, в первую очередь Полного собрания российских летописей, открыла страничку жарких споров о летосчислении Старой Руси, «старшинстве» мартовского либо сентябрьского годов[8].

Тогда же были обобщены и популярно изложены сведения о календарях[9], а П. Хавский обратился к составлению хронологических таблиц, значительно облегчивших определение дат исторических событий[10]. К середине XIX в. Несколько позднее дворянских началась публикация городских гербов.

Их картинки были изданы в г. Сводным трудом по сфрагистике и геральдике стала работа А. Лакиера «Русская геральдика» кн. В первой книжке этого труда давался исторический обзор российских печатей и делалась попытка их научной классификации. 2-ая книжка содержала историю дворянских гербов.

В тесноватой связи с геральдикой развивалась генеалогия. Столкнувшись с необходимостью разобраться в чрезвычайном богатстве циклических имен князей в ранешний период Русской истории, создатели трудов по истории Рф приступили к составлению княжеских родословных росписей и таблиц[13].

К 20—м гг. XIX в. Скопление, научное описание, пробы систематизации материала, предпринятые в первой половине XIX в. Естественно, представление о каждой из вспомогательных исторических дисциплин складывалось не сходу. Так как старым письмом могли быть написаны не лишь рукописные тексты, но и тексты на жестких предметах, к сфере исследования палеографии длительное время относили надписи на сплаве, камне и остальных предметах.

Так, 1-ый палеографический труд «Письмо… о камне Тмутараканском», написанный в г. Олениным, был посвящен исследованию надписи XI в. Срезневского палеография продолжала рассматриваться еще не полностью откристаллизовавшейся дисциплиной, так как к объекту ее исследования были отнесены надписи, изготовленные на жестких предметах: иконах, монетах, камнях.

Лишь со временем к области палеографии отошло исследование наружных признаков рукописей. Исследование надписей на камне стало уделом эпиграфики, надписей на железной печати — сфрагистики, на монете — нумизматики. Наиболее точное разделение вспомогательных исторических дисциплин стало вероятным благодаря углублению методик критики источников и развитию исторической науки в целом. Но вкупе с тем в работах этого периода наиболее отчетливо проявилось рвение вычленить каждую из вспомогательных исторических дисциплин, найти ее место и предмет, наметить цели, усовершенствовать методические приемы и отступить от описательности.

В работах Е. Карского, Р. Брандта, Н. Каринского, И. Соболевского, И. Шляпкина[15] и остальных содержался увлекательный фактический материал и получили предстоящее развитие пробы уточнить предмет, задачки, приемы палеографии.

Возможность использования наиболее личных палеографических приемов датировки давала работа Н. Лихачева, посвященная картонным водяным знакам[16]. Достижением историографии явился учебник по палеографии В. Щепкина, вышедший в г. Работа В. Щепкина и сейчас в значимой степени сохранила свою научную ценность[17]. Энтузиазм к вопросцам летосчисления, усилившийся основным образом в связи с кампанией, проводимой в пользу подмены юлианского календаря григорианским, отдал толчок к исследованию часосчисления и летописного летосчисления на Руси[18].

Компромиссная гипотеза Н. Степанова о отставании мартовских годов от сентябрьских на полгода либо, напротив, опережении их так именуемые «ультрамартовские годы» положила конец спорам о начале года на Руси, продолжавшимся еще с первой половины XIX в. Тогда же введением в научный оборот таблиц с расчетами лунных и солнечных затмений, возникновения комет и т.

Генеалогическая литература характеризовалась продолжением обычного исследования княжеских родословий[22] и возникновением новейшего типа трудов — генеалогических справочников, обобщающих родословные росписи российского дворянства. Вслед за «Российской родословной книгой» П. Долгорукова вышли справочники дворянских родов А. Лобанова-Ростовского, В. Руммеля, В. Забота представителей дворянского класса о превращении собственных родословных в фамильную историю вызвала возникновение сочинений о отдельных родах[24].

Расширение документированности генеалогических известий и попытка теоретического осмысления и обобщения скопленных генеалогических материалов в конце XIX — начале XX в. В геральдике, наряду с выяснением и публикацией отдельных тематических сводов гербов[26], развернулась разработка справочной литературы о гербах, разъясняющая их эмблематику в истории[27]. Исключительная роль в публикации гербов, разработке обобщенных работ по истории российской геральдики, справочной литературы, помогающей в определении гербов, принадлежала В.

Лукомскому, который в первый раз разглядел герб как исторический источник. В ценных работах И. Толстого, А. Орешникова, А. Маркова был исследован, обобщен и классифицирован материал российской, античной и восточной нумизматики[28]. Таковым образом, в итоге развития исторической науки и источниковедения в целом в области вспомогательных исторических дисциплин был выявлен и собран значимый материал, размещено и исследовано огромное количество источников, написаны ценные статьи, справочники, монографическая литература.

Со 2-ой половины XIX в. Некие из их рассматривались в качестве прикладных по отношению к иным вспомогательным историческим дисциплинам: сфрагистика — как прикладная дипломатики, геральдика — как прикладная генеалогии. Хронология, находившаяся в процессе становления, нередко рассматривалась в учебных курсах по палеографии. Разработка теоретических вопросцев различалась неравномерностью.

К примеру, палеография развивалась в большей степени на источниках, написанных уставом и полууставом. Деловые бумаги, в том числе и личные акты, написанные скорописью, исследовались недостаточно. Не стали объектом исследования такие признаки бумаги, как клейма и штемпели.

Неравномерно развивались отдельные разделы нумизматики. Суровым недочетом нумизматического собирательства являлась недооценка монетного клада как комплексного нумизматического источника. Что же касается печатей, отысканных в земле, в отрыве от документов, то за неимением методик их обработки они еще не завлекли подабающего внимания исследователей.

Введенные во 2-й половине XIX в. Некие классификации печатей и монет нуждались в критической переоценке. Разработка материала каждой из вспомогательных исторических дисциплин различалась хронологической ограниченностью. К примеру, в курсах Н. Тихонравова, И. Соболевского, Е. В учебнике по палеографии В. Не стали объектом подабающего исследования печати «моложе» XVI в. Некие разработки в области вспомогательных дисциплин содержали ошибочные положения. К примеру, весовая метрология отрицала самобытное развитие российских единиц веса и утверждала, что славяне их заимствовали у арабов, греков, скандинавов.

Факт ранешнего развития единиц и систем веса, в том числе гривны, у восточных славян еще до их контактов с Востоком, Византией и Скандинавией учеными-метрологами игнорировался. Противореча свидетельствам монетного материала о значимом дроблении валютных единиц, метрологи отрицали пестроту областных мер в период феодальной раздробленности.

В генеалогии неправильным был вывод о отсутствии письменных источников о родословных рабочих и фермеров и о невозможности восстановлении их генеалогии[29]. Наполнение белоснежных пятен, уточнение ряда положений стало делом развития вспомогательных исторических дисциплин в следующий период. Энтузиазм к вспомогательным историческим дисциплинам выразился в возникновении учебных курсов, обобщивших материал пары вспомогательных исторических дисциплин[30].

Принципиальным моментом в развитии вспомогательных исторических дисциплин и источниковедения в целом явилось издание на протяжении ряда лет сборников и журналов, в которых публиковались источники и исследования по палеографии, сфрагистике, геральдике, нумизматике, ономастике, археографии и в целом по источниковедению[31]. Огромное значение для развития вспомогательных исторических дисциплин имела предстоящая публикация источников[32] и факсимильное воспроизведение ряда рукописных текстов[33].

В научный оборот были вовлечены новейшие вещественные источники, отысканные в ходе археологических раскопок. Еще в самом начале XX в. На протяжении периода существования Новгородской республики оно было главной резиденцией князя. На городище находились княжеская канцелярия и архив. Материальные остатки этих учреждений сохранились в виде печатей либо их осколков, находки которых не прекращаются до реального времени, составив огромный сфрагистический фонд.

Огромное значение для скопления сфрагистического материала имели раскопки в Пскове Довмонтова городища. Открытие археологами, начиная с г. Ежегодные находки все новейших и новейших монетных кладов расширили исследовательскую базу нумизматов. Разработке вспомогательных исторических дисциплин в крайние десятилетия содействовали фаворитные способности координации исследовательской работы, выход в свет монографической литературы по ряду дисциплин, ранее не достаточно привлекавших внимание ученых, возрастание роли вспомогательных исторических дисциплин в учебном процессе и в связи с сиим — создание учебных пособий по сиим дисциплинам.

В работах Л. Черепнина, М. Тихомирова, А. Арциховского, Б. Рыбакова, И. Спасского, В. Янина, Н. Устюгова, Е. Каменцевой, В. Никонова, А. Аксенова, Н. Соболевой и остальных получили развитие глубочайший исторический подход, теоретическое переосмысление целей и задач, улучшение методик палеографии, метрологии, сфрагистики, геральдики, нумизматики, ономастики, хронологии[34].

Основным достоинством этих работ явилось рассмотрение объектов и явлений, которыми занимаются отдельные вспомогательные исторические дисциплины, в тесноватой связи с определенным социально-политическим и экономическим развитием страны. Таковой подход отдал возможность применять выводы вспомогательных исторических дисциплин для решения принципиальных исторических заморочек. К примеру, благодаря палеографическим наблюдениям за техникой письма размером букв, их пропорцией, расстоянием меж знаками и строками, методом держания пера были получены выводы о почерках, степени развития письменности, школах письма.

Наблюдения за водяными знаками на бумаге дали материал о уровне технологии производства бумаги и развитии бумагоделательного производства[35]. Исследование печатей, отысканных в отрыве от документов, посодействовало воссоздать историю старых российских муниципальных институтов, проследить главные моменты их развития, зафиксировать не отраженные в остальных источниках административные реформы, показывающие становление аппарата гос власти на Руси.

Внедрение комплексного источника нумизматического исследования — монетного клада — позволило представить развитие экономики, валютного хозяйства, формирование монетных систем, экономических связей, существование и количество монетных дворов и их экономический потенциал. Метрология внесла самостоятельный вклад в реконструкцию старых монетных систем, земляных отношений и налогового обложения, в определение степени эксплуатации фермеров.

Собранные и систематизированные генеалогические сведения дали материал о формировании соц групп населения и форм землевладения, действиях образования и становления муниципального аппарата, развитии общественно-политических идей. Таковой объект исследования геральдики, как городской герб, посодействовал наиболее глубочайшему рассмотрению заморочек русского городка и политики правительства в отношении городского населения и городского управления. Осознание символики помогает в решении принципиальных вопросцев политической истории.

К примеру, до г. Но сохранилось сведение о том, что землепроходец Камчатки Владимир Владимирович Атласов 23 июля новейший стиль г. В данном случае Атласов повторил общепризнанную в средневековье мировую практику: с помощью соответственной символики — Креста выразил акт закрепления новейшей местности за своим отечеством, и распространение на данной нам местности православия. Так же поступали Христофор Колумб и остальные выдающиеся мореплаватели, которые, ступив на неизвестную землю, водружением Креста объявляли о ее обретении и христианизации.

Указания на дату, связанную с церковным праздничком в контексте с определенным лицом и его действиями, помогают найти приблизительно либо точно дату рождения и крещения этого лица. Понятно, что выдающийся землепроходец Владимир Владимирович Атласов поставил Крест 23 июля г. Постановку Креста он приурочил к праздничку Святого Равноопостольного князя Владимира, который был патрональным святым покровителем и землепроходца, и его отца.

По православному календарю праздничек Святого Равноапостольного князя Владимира падает на 25 июля новейший стиль. Крест был поставлен за два дня до праздничка патронального святого Владимира Атласова и, может быть, его отца. Таковым образом, Владимир Владимирович Атласов родился в июле-месяце до 25 июля либо в этот день, либо несколькими днями позже[36].

Получили наиболее обстоятельное освещение отдельные разделы вспомогательных исторических дисциплин, которым до этого уделялось недостающее внимание. В области хронологии были улучшены формулы для обработки дат. Объекты исследования способами вспомогательных исторических дисциплин стали наиболее различными.

К примеру, внимание генеалогии завлекли ранее остававшиеся за рамками генеалогических разысканий династии купечества, крестьянства, рабочих, интеллигенции, казачества[37]. В палеографии возник новейший объект исследования — берестяные грамоты, в сфрагистике — печати, сохранившиеся в отрыве от документов, в нумизматике — монетные клады как полный нумизматический источник. Герб стал осмысливаться как источник, раскрывающий судьбы его хозяев.

Усовершенствовались методики и технические приемы вспомогательных исторических дисциплин. Уотлиями нумизматов разработана так именуемая методика поштемпельного анализа монет. Благодаря этому способу удается датировать монеты, на которых отсутствует год выпуска, найти их тип и место чеканки, а в конечном итоге отдать характеристику монетному производству.

Ежели в прошедшем в палеографии для чтения угасших выцветших, смытых, соскобленных текстов воспользовались хим реактивами, то сейчас пользуются безобидным для рукописей методом чтения с помощью цветоотделительной фото и ультрафиолетовых лучей. В области хронологии были улучшены и упрощены формулы для перевода и проверки дат[38]. Употребляются данные и методики дальних от истории и даже от наук гуманитарного цикла отраслей знания: астрономии, дендрохронологии[39], фенологии[40], орнитологии[41] и др.

Получили развитие методические приемы работы с древнерусскими печатями, основанные не на выборочном, а на исчерпающем вербовании сфрагистического материала в том числе и дублетного , его очень полном описании, классификации, хронологическом определении и атрибуции. На базе обычных исторических дисциплин возникли новейшие. Из палеографии выделилась кодикология — вспомогательная историческая дисциплина, сплетенная с исследованием рукописных книг: выяснением общественного и проф состава переписчиков книжек, путей распространения книжек из центров их переписки до современных книгохранилищ и т.

Существует мировоззрение о выделении из палеографии берестологии изучает берестяные грамоты и филигранологии изучает признаки бумаги , а из нумизматики — фалеристики изучает наградные знаки и бонистики изучает бумажные валютные знаки. Расширились хронологические рамки вспомогательных исторических дисциплин. Наметились пути использования обычных и разработки новейших методик в работе с современными источниками[42].

Все шире стали употребляться приемы комплексного источниковедения[43]. Овладение приемами и способами, разрабатываемыми вспомогательными историческими дисциплинами, является нужной ступенью к активному восприятию курса источниковедения и получению способностей критики исторических источников: установлению их подлинности, времени и места составления, авторства. В особенности огромное значение для историка эти способности имеют в работе с архивными материалами, требующими их неотклонимой обработки способами и техническими приемами палеографии, хронологии, метрологии, сфрагистики и остальных вспомогательных исторических дисциплин.

Не в наименьшей степени, чем исследователю-историку, познание вспомогательных исторических дисциплин необходимо архивным работникам, обрабатывающим архивные фонды и приводящим их в такое состояние, чтоб каждому исследователю можно было просто найти нужные материалы и комфортно воспользоваться ими. Умение прочитать тексты и наблюдение за их палеографическими приметами помогают архивистам соединить воедино разрозненные источники.

Примером таковой работы служит обработка архивистами неповторимого собрания пергаменных рукописей XI—XVI вв. Индивидуальности этого собрания состоят в том, что из его единиц хранения единицы были представлены рукописными фрагментами. Архивисты сделали работу по атрибуции каждого отрывка с точки зрения анализа его содержания, типа письма, почерка, цвета чернил, материала для письма и т. Благодаря этому удалось идентифицировать ряд отрывков меж собой, установить их принадлежность к одной рукописи, привязать фрагменты, хранящиеся в этом собрании, к рукописям остальных коллекций либо, напротив, разъединить давно имеющиеся единицы хранения как относящиеся к различным рукописным книгам[44].

Способности чтения текстов, наблюдений за делопроизводственной терминологией учреждений приказов, коллегий, министерств помогают архивистам соединить разрозненные источники в единые фонды, принадлежащие или какому-то определенному лицу, или учреждению. Совсем очевидна необходимость использования приемов вспомогательных исторических дисциплин и в работе с размещенными материалами.

В публикациях нередко упоминаются старенькые метрологические и валютные единицы, дается описание монет, печатей, гербов, обработка которых просит специальной источниковедческой подготовки, в том числе и владения приемами вспомогательных исторических дисциплин.

Материал вспомогательных исторических дисциплин может быть применен и в школе — в первую очередь на уроках истории. Уроки по дилеммам социально-экономического развития, культуры, социальной борьбы будут построены наиболее любопытно, ежели учитель продемонстрирует и сам сможет прочитать палеографические тексты, иллюстрирующие изучаемую тему к примеру, одно из «прелестных писем» С. Разина либо статью о закрепощении фермеров из «Соборного уложения» г. Демонстрация типов письма, украшений книжек сделает наиболее понятным и приятным разъяснение вопросцев культуры и ее важной области — письменности.

Познание метрологии поможет раскрыть содержание старенькых мер, перевести их на современную метрическую систему и наиболее углубленно раскрыть тяжесть фискального гнета. Перевод дат на новое летосчисление и новейший стиль нагляднее раскроет сущность календарных преобразований, проводимых в нашей стране в начале XVIII и XX веков.

Познание основ теоретической геральдики поможет учителю поглубже и всесторонне разъяснить эмблематику муниципального, городских и личных гербов, а познание вексиллологии — цветового значения флагов. Обращение к доходчивому доп материалу в виде изображений и надписей на монетах существенно активизирует усвоение учащимися курса отечественной истории. К примеру, наличие на древних российских монетах «златниках» и «сребрениках» поясного изображения князя, «сидящего на столе», и «знака Рюриковичей» как княжеской печати либо герба, помогает наглядно объяснить учащимся факт политического усиления Древнерусского страны и его князей, начавших чеканить свою свою монету.

Доп объяснению теоретического материала служит и анализ надписей на монетах Василия II, Ивана III, Ивана IV, раскрывающих историческую закономерность усиления власти великих столичных князей и их централизаторскую политику. Огромное значение в школе имеют походы по достопримечательным местам и в городке и в сельской местности.

Учитель должен знать историческую ономастику и топонимику и разъяснить учащимся происхождение заглавий городских улиц, рек и речек, урочищ и остальных географических заглавий, а также разъяснить школьникам происхождение имен собственных, прозвищ и фамилий. Применение фактического материала и методик вспомогательных исторических дисциплин нужно и в разработке экспозиции школьного музея, краеведческой и экскурсионной работе, в факультативных упражнениях и упражнениях исторических школьных кружков.

Палеография — вспомогательная историческая дисциплина, изучающая наружные признаки приметы рукописных источников в их историческом развитии. Термин палеография образовался из 2-ух греческих слов: палайос — старый и графо — пишу.

К наружным признакам, изучаемым палеографией, относятся: знаки письменности, индивидуальности их графики, почерк, материал, на котором пишут, орудия письма, декорации рукописей, краски, чернила, водяные знаки, клейма, штемпели, формат, переплет рукописей. Важными задачками палеографии являются: исследование графики букв, их эволюции, особенностей письма; безошибочное чтение текстов; датировка, т. Не считая решения обычных задач наружной критики источника, благодаря совершенствованию определенных методик, палеография дает материал для выводов в области социально-экономической, политической и культурной истории.

Палеография тесновато связана с эпиграфикой, сфрагистикой, нумизматикой, хронологией, дипломатикой, а также с источниковедением в целом. Палеографический способ. В его базе лежат наблюдения над совокупой таковых палеографических признаков, как графика букв, материал для письма, декорации, орудия письма и др. Уровень экономического и культурного развития хоть какой эры накладывает отпечаток на состояние письменности, описывает ее индивидуальности и увязывает меж собой наружные признаки рукописей, служащие объектом исследования палеографии.

К примеру, Старой Руси соответствовали документы, написанные уставом на пергамене. В этот период ведущим типом делового письма становится скоропись, а главным материалом для письма — бумага. Такую же эволюцию претерпевают и остальные признаки рукописных источников, в том числе и декорации рукописей, индивидуальности которых зависели от внутренних критерий культурного развития, интенсивности внешнеполитических связей и взаимовлияния культур. Таковым образом, каждому историческому периоду соответствовала совокупа определенных палеографических признаков.

Несоответствие отдельных признаков собственной эре — свидетельство копии, перечня и даже подделки рукописи. Источник не может считаться оригиналом, ежели он датирован XVI в. Овладение методикой палеографического исследования просит учета совокупы всех палеографических признаков. Следует держать в голове, что основным принципом палеографии при датировке документов являются наблюдения над наиболее поздними палеографическими приметами.

Палеографический анализ источника должен сочетаться с исследованием текста, уяснением его смысла, а также с материалом, который дают остальные вспомогательные исторические дисциплины. Начальные приемы, которыми пользуется палеография при анализе наружных признаков рукописей, зародились на Руси, может быть, уже в раннефеодальный период в связи с чисто практическими целями: необходимостью написать и оформить документ, отличить подлинник от подделки.

Как отмечал Л. Черепнин, в тот период российские писцы в зачаточном виде применяли способы, которые много позднее стали рассматриваться в соответственной научной дисциплине. Переход от практической палеографии к палеографии как научной дисциплине связан с развитием российской историографии, выявлением и публикацией исторических источников. Работы В. Татищева, М. Ломоносова, Н.

Новикова поставили на очередь дня вопросец о необходимости развития российской палеографии и наметили в общих чертах пути ее развития. Калайдович, А. Востоков, П. Строев и др. Сделанные в XIX в. Археографическая комиссия, Общество истории и древностей Русских при Столичном институте, Российское археологическое общество внесли ценнейший вклад в дело публикации документов. Издание источников сопровождалось наблюдениями над начерком букв, материалом для письма, водяными знаками, украшениями и иными палеографическими приметами.

В связи с сиим возникают 1-ые палеографические описания рукописей Е. Болховитинов, А. Горский, А. Востоков , сборники палеографических снимков П. Иванов, И. Сахаров , таблицы водяных символов И. Лаптев, К. Тромонин , 1-ые обобщенные графические таблицы. Во 2-й половине — крайней четверти XIX в. Срезневского, А. Карского, И.

Шляпкина, В. Щепкина и др. В послереволюционное время главным моментом методологического порядка палеографических исследований явилось все большее проникновение в их историзма. Палеографические выводы помогают не лишь в решении вопросцев наружной критики источников, но и в получении выводов, связанных с социально-экономической, политической и культурной историей страны.

Усовершенствовались старенькые и возникли новейшие способы и технические приемы к примеру, употребляются оптико-фотографические способы для чтения угасших текстов, бета-радиографический способ для чтения водяных символов. Вышли работы, содействующие наиболее углубленному исследованию отдельных разделов палеографии: миниатюры, орнамента, картонных водяных символов, штемпелей, клейм, графики отдельных типов письма, берестяных грамот[46].

Глубочайший исторический подход был положен в базу работы Л. Черепнина «Русская палеография», вышедшей в г. Эволюция письма и остальные наружные признаки письменных источников показывались в ней на фоне исторической периодизации в тесноватой связи с экономическим, политическим и культурным развитием страны. Огромное значение для овладения способностями чтения палеографических текстов и анализа особенностей их письма имело издание пособий, содержащих эталоны рукописной графики[47].

Хронологические рамки палеографии расширились. Изготовлены пробы отдать теоретические установки, касающиеся палеографического анализа рукописей 2-й половины XIX — начала XX в. Подчеркнуто особенное значение для этого периода палеографических наблюдений над личным почерком[48]. Выделены признаки документов XX в. Создание восточнославянской письменности соединено с действием образования Российского страны, завершившимся к IX в.

Подходящие условия для развития письменности обусловливались и складыванием древнерусской народности, объединившей все восточнославянские племена и характеризовавшейся наличием единой этнической местности, общего языка и культуры. Сначало для выражения обычных образов и понятий славянами использовалось рисунчатое письмо — пиктография.

При помощи сочетания рисунков изображались предметы и деяния. К примеру, кругом изображалось солнце, волнистой линией — вода, крестом — огонь. Возможность передачи инфы с помощью рисунчатого письма чрезвычайно ограниченна, и его смысл расшифровывался, независимо от передачи, звуковым языком.

Со временем рисунчатое письмо было заменено слоговым, а потом звуковым — фонетическим. Сохранились свидетельства о том, что у славян была письменность до принятия христианства. К таковым показаниям можно отнести записи византийских и восточных создателей. Он указал на два вида письма — «черты» и «резы», которыми славяне «чтеху» и «гадаху» быстрее всего, это было рисунчатое письмо.

Не считая того, по свидетельству Храбра, еще до Кирилла славяне воспользовались греческими и латинскими знаками «без устроения» , возможно, так как греческое и латинское письмо не могло передать почти все звуки славянской речи. Арабский путник Ибн Фадлан говорил, что был свидетелем похорон «знатного руса», над захоронением которого был насыпан бугор.

На доске из тополя русы написали имя погибшего человека. Именитый арабский ученый Аль-Масуди в г. В российских летописях имеются упоминания о составлении специально для «русов» копий договоров Руси с греками и российские тексты самих договоров в летописи. Заслуживает внимания свидетельство из Жития Константина Кирилла — составителя славянской азбуки о наличии книжной письменности с «русскими письмены», эталоны которой Кирилл лицезрел в Корсуни Херсонесе около г.

При всей дискуссионности вопросца о происхождении данной для нас письменности и ее букв учеными высказывается общее мировоззрение о существовании в различных районах, населенных восточными славянами, 1-го и даже пары алфавитов. Ни один из этих — может быть, существовавших — алфавитов не сохранился.

А 1-ые из дошедших до нас памятников старославянского языка конца IX и Х в. Обе азбуки практически вполне совпадают по составу, порядку, наименованию и значению букв, но резко различаются по их графике. Глаголица характеризуется крючковатостью, замысловатостью.

Буквенные изображения кириллицы наиболее четки и просты и характеризуются близостью к греческому уставному письму IX в. Вопросец о составлении славянских алфавитов связан с именами болгарских миссионеров Кирилла и Мефодия. Кирилл ок. Перед отъездом Кирилл сделал славянскую азбуку и с помощью Мефодия перевел на славянский язык некие богослужебные книжки. В науке нет одного представления о времени составления алфавитов и о том, какой из их принадлежит Кириллу.

Одни исследователи считают наиболее ранешным алфавит глаголицу, а его создателем Кирилла. Остальные считают, что алфавит кириллица сотворен Кириллом, а глаголица возникла задолго до Кирилла. Существует мировоззрение, что глаголица возникла через несколько десятилетий опосля сотворения Кириллом кириллицы как тайнопись в тех районах, где кирилловские книжки подверглись в особенности ожесточенному преследованию со стороны церковной церкви. Узнаваемый языковед В. Истрин высказал мировоззрение, что до введения азбуки, сделанной Кириллом, у славян было три типа письма: в виде «черт и резов», «протоглаголического» и «протокирилловского» письма.

Судьба славянских алфавитов была разной. Поначалу оба алфавита существовали параллельно. В предстоящем алфавит глаголица, как наиболее непростой для написания, был вытеснен у восточных и южных славян кириллицей. Алфавит кириллица, выдержав испытание временем, лег в базу современных славянских систем письменности: российской, болгарской, сербской и др. Некие остальные народы в настоящее время также пользуются алфавитом, имеющим в базе кириллицу. Старославянский язык был некогда разговорным языком.

В древние времена он был понятен во почти всех славянских странах, хотя определенные различия меж языками различных славянских народов существовали с давних пор. Эти местные славянские языковые индивидуальности, связанные с отклонениями от старославянской орфографии, принято именовать изводами. Посреди изводов нужно отметить болгарский среднеболгарский , сербский и российский древнерусский.

Ежели старославянский язык был разговорным языком, то церковнославянский — это язык богослужебных книжек, богослужения у российских, украинцев, белорусов, болгар, сербов, македонцев. Этот язык сложился в IX в. Так как средневековая культура имела религиозный нрав, церковнославянский язык стал языком культуры в целом. Славяне читали на нем Библию, греческих, латинских богословов и учителей монашеской жизни, византийские исторические и научные сочинения.

Появление церковнославянского языка соединено с именами Кирилла и Мефодия. Они утвердили славянскую письменность, наряду с греческой и латинской. Они не выдумали церковнославянский язык, а только приспособили славянскую речь старославянский язык солунского диалекта к выражению тех понятий и представлений, которые диктовало христианское учение. Говорить по-старославянски и писать на этом языке — вещи различные.

Для того чтоб сделать язык письменным и перевести на него Библию, Евангелие и все богослужение, не достаточно было составить алфавит, необходимо было отыскать слова, которые бы в языке язычников-славян подступали для выражения христианских понятий, отдать такое же повествование, как в греческих оригиналах.

Церковные понятия христианской веры не имели в языке язычников никакого соответствия. Мы должны осознать, как тяжело было в 1-ый раз огласить эти слова по-славянски. У славян слово Господь к богу т. Оно означало властителя либо обладателя. Прилагательного единородный в разговорном старославянском языке вообщем не было.

Оно было придумано Кириллом и Мефодием по смыслу его перевода с греческого эталона. В процессе сотворения христианской терминологии также было сотворено слово единосущный. Слово век у славян имело значение временного отрезка, соизмеримого с жизнью 1-го человека «на мой век хватит». Потому слова до этого всех век для славян-язычников никакого смысла не имели.

Все это необходимо было обмыслить, придумать и разъяснить язычникам. И 1-ый шаг сделали Кирилл и Мефодий. Таковым образом, церковнославянский язык, сделанный Кириллом и Мефодием, был книжным, в отличие от старославянского языка, который был бытовым. Современный церковнославянский язык, как базу нынешнего богослужения, принято именовать новоцерковным. Этот термин ввел узнаваемый палеославист Вячеслав Францевич Мареш.

В критериях раннефеодального страны высочайшего уровня добивается развитие культуры в целом и письменности в частности. Русь делает самобытные произведения — летописи, сказания. Письменность перестает быть льготой лишь господствующего класса. Она просачивается в среду ремесленников, торговцев, заходит в быт обычных людей.

Свидетельство этому — берестяные грамоты, более ранешние из которых относятся к XI в. Были в Старой Руси и книжники-профессионалы, которые переписывали книжки. Они трудились, в основном, при огромных монастырях и княжеских канцеляриях. Их труд требовал особенного умения — текст необходимо было переписывать без ошибок и верно. Это было чрезвычайно принципиально, так как они имели дело не просто с книгами для чтения, а с текстами, слова которых произносились в церкви и были обращены к Богу.

Неправильность в таковых текстах могла означать неправильность в вере, поэтому что в представлении людей того времени неверное слово соответствовало «неправильной» вещи. К примеру, ежели сокращенное слово агглъ, произносившееся как ангел, обозначало посланца Бога, то аггелъ, произносившееся как аггел, обозначало посланца сатаны.

К огорчению, время донесло до нас только минимальную часть поддающихся датировке рукописных источников древнерусского письма, на базе которых исследователи могут делать выводы о особенностях их палеографических данных. Это до этого всего книжки «Остромирово Евангелие» — , два «Изборника» Святослава , , «Мстиславово Евангелие» , а также актовый материал — грамоту великого киевского князя Мстислава Владимировича Новгородскому Юрьеву монастырю около г.

Названные Евангелия и изборники сборники статей нравоучительного и богослужебного нрава — великолепные эталоны книжного искусства Руси. Они сохранили имена писцов и заказчиков. Написаны уставным текстом на пергамене. Странички книжек богато орнаментированы, имеют иллюстрации миниатюры. Грамота Мстислава Владимировича — эталон актовой письменности Киевской Руси. Так как грамота была «жалованной», оформлявшей обеспеченный дар князей Мстислава и его отпрыска Всеволода по случаю освящения храма святого Жору, она была торжественно украшена: буковкы устава были написаны золотом, разведенным на камеди, документ удостоверяла вислая серебряная печать великого князя.

Только принципиальным источником явились и берестяные грамоты, в первый раз отысканные в Новгороде в г. Материал для письма. До XIV в. Он представлял собой особенным методом обработанную кожу животных в большей степени маленького рогатого скота , при этом числилось, что фаворитные сорта пергамена выходили из кож новорожденных телят, так как их кожа была узкой и не испорченной укусами оводов и слепней.

Снятую шкуру животного обрабатывали: счищали острым ножиком шерсть и мясо, потом натягивали на раму, выстругивали, золили и обрезали для получения листов. Выделанный пергамен был белоснежного либо желтого цвета. На Русь пергамен попал через Византию.

Сначало его называли кожами, телятинами. Слово пергамен вошло в употребление в XVII в. Наряду с качественными листами пергамена для письма использовались и наименее удачные экземпляры. Они имели разрезы, изготовленные ножиком при исходной обработке и выскабливании кожи дырявый пергамен , либо участки, с которых был плохо удален жир и потому они не впитывали чернила, — зализы. Пергамен был драгоценным материалом, и конкретно его накладностью разъясняется тот факт, что одни и те же листы пергамена могли употребляться два, три и наиболее раз опосля подготовительного соскабливания и смывания ранее написанного на их текста.

Рукописи, написанные несколько раз на одном и том же материале, именуются палимпсестами от греческого опять стираю. Для чтения палимпсестов разработаны различные методы. Более ранешний по времени и действенный сводился к обработке их хим реактивами. Этот метод был не безобиден для источников и мог привести к их безвозвратной утрате. В настоящее время при прочтении палимпсестов обширно употребляются рентгеноскопия, инфракрасное и ультрафиолетовое просвечивание и фотографирование.

Много палимпсестов сохранилось в библиотеках государств Западной Европы. Посреди российских рукописей палимпсесты встречаются изредка. Около г. В качестве материала для письма Старая Русь употребляла также бересту. Береста — кора берез, наименее крепкий, но наиболее дешевенький, чем пергамен, материал. Она лучше пергамена сохраняется в земле. 1-ая берестяная грамота была найдена 26 июля г. Находка оказалась плотным и запятанным свитком бересты, на поверхности которого через грязюка просвечивали точные буковкы.

Естественно, о берестяных грамотах было понятно из письменных источников и до этого. В Сибири в г. Этнограф С. Максимов лицезрел в середине XIX в. Бересту, предназначенную для письма, приготовляли специально: ее варили в воде, чтоб кора стала наиболее эластичной, расслаивали, убирая более грубые слои, обрезали со всех сторон. На бересте надписи нацарапывали на внутренней стороне коры, т. Чтоб вернуть упругость таковой грамоты, археологи погружают ее в кипяточек, потом промывают с помощи кисти, смывая многолетнюю грязюка, потом просушивают полотенцем и зажимают меж стекол.

Опосля этого грамоту можно читать. Перед публикацией грамот, чтоб их тексты было просто прочитать, их, как правило, дополнительно прорисовывают по контурам видимых букв. По собственному содержанию берестяные грамоты чрезвычайно разнообразны. Они писались людьми различных соц уровней. Хоть какой грамотный человек мог нацарапать на бересте записку, распоряжение, донесение, письмо.

Береста отражала жизнь человека от первых робких шагов в овладении грамотой до его духовного завещания и извещения о его погибели. Берестяные грамоты дают широкий материал о экономике, культуре, государственности. Как отмечает В.

Янин, текст новгородских берестяных грамот помогает вернуть именной состав и генеалогическую преемственность боярских родов, хозяев почти всех усадеб, территориально занимавших почти все кончанские районы Новгород в административном отношении делился на концы с зависимым от их популяцией, которое поддерживало тот либо другой род в политической борьбе, что было индивидуальностью Новгородской боярской республики.

Графика письма. Известны три типа кирилловского письма: утомившись, полуустав и скоропись, поочередно сменяющие друг друга и отличающиеся графическим нравом письма. Отдельные монументы, написанные уставом, встречаются и в наиболее позже время.

Общим каноном уставного письма являлась геометричность графики букв, отсутствие их наклона и расстояний меж отдельными словами в строке. Вертикальные части букв стояли перпендикулярно, горизонтальные — параллельно строке. Буковкы практически не выходили за линию строчки.

Лист, написанный уставом, имел справа и слева поля и разлиновывался. Утомившись употреблял символ препинания — точку, употребление которой в строке было произвольным. Точками с 2-ух сторон могли выделяться и буквы-цифры. Меж словами время от времени употреблялся символ словоотделения — паерок, заменявший знаки еръ и ерь в словах. Уставные тексты знают сокращение слов, которое достигалось методом исключения из слов гласных букв. Сокращались, как правило, слова духовного содержания, нередко встречающиеся в тексте.

Над сокращенными словами ставился символ титло. На протяжении собственного развития графика устава не была однородной. Различался утомившись древний и поздний. Исследователи именуют более калоритные графические индивидуальности неких букв, помогающие отличить древний утомившись от устава наиболее позднего и, следовательно, наиболее точно датировать рукопись.

Буковка И писалась в древнем уставе с горизонтальной перекладиной и напоминала современную печатную буковку Н. Обе петли буковкы В были практически схожими. В буковках соединительная черта проходила посредине и горизонтально. Верхняя и нижняя половинки буковкы Ж были схожей величины. Буковка Ч имела вид округленной либо заостренной чаши, стоящей на ножке: Y.

Показателем древности источника являлось внедрение йотованных юсов с соединительной перекладиной, проходившей посредине:. Буковка в XI в. Буковка омега имела в XI в. В XII в. Уставом писали рукописные книжки и деловые бумаги. Сохраняя в собственной базе главные уставные принципы, графика рукописных книжек и документов все-же различалась в силу многофункционального назначения этих источников и критерий их написания. Книжки, предназначенные для чтения и церковной службы, сделанные в монастырских книгописных мастерских, были написаны наиболее аккуратненько, ежели деловые бумаги, в которых даже в XII в.

Этот вывод подтверждается сопоставлением графики более ранешнего из дошедших до нас актов «Жалованной грамоты киевского князя Мстислава Владимировича Новгородскому Юрьеву монастырю» XII в. Конкретно в деловом письме ранее, чем в книжном, происходили ускорение написания букв и эволюция древнего устава к позднему уставу, а в следующее время — к полууставу и скорописи.

Графика берестяных грамот этого периода различалась от графики букв, написанных на пергамене. Так как на бересте буковкы не писались, а выдавливались, их графика характеризовалась большой заостренностью, угловатостью, наклоном к строке, выходом сверху и снизу за ее пределы. Чернила, которыми писались античные российские рукописи, были плотными, густыми, традиционно кофейного либо бурого оттенка. Они глубоко проникали в пергамен и с трудом размывались, даже при смачивании письма.

В базе их приготовления лежала реакция меж солями, железистыми и дубильными веществами. Встречались и темные чернила. В этом случае в их состав заходила сажа. Чтоб чернила не стекали с пера и были вязкими, в их добавляли камедь — клейкое вещество растительного происхождения. Для датировки рукописей важен не лишь анализ цвета чернил, но и их хим состав, соответствующий для различного времени и, возможно, для разных рукописных центров.

Не считая чернил, использовались краски, которыми писались заглавия, большие буковкы и разные декорации. Древнейшие писцы знали киноварь — краску оранжево-красного цвета, охру — краску желтоватого цвета, черную краску, свинцовые белила, лазурь. В богато увенчанных рукописях использовалась золотая краска, приготовляемая из истертого в порошок золота, замешанного на камеди.

Это было так называемое твореное золото. Орудия письма. В качестве орудий письма античные писцы употребляли птичьи, в большей степени гусиные, перья. Метод приготовления гусиных перьев был устойчивым и дожил до XIX в. Чтоб размягчить и очистить перо от жира, его втыкали в горячий и мокроватый песок либо золу. Потом с помощью ножика очинивали: делали надрез с 2-ух боков, оставляя маленький полукруглый желобок, по которому стекали чернила.

Для удобства нажима желобок расщепляли. Судя по уцелевшим рукописным книжкам, так как пергамен был лощеным материалом для письма, перо по нему скользило. Потому для пергамена перо зачинивалось толще, чем для таковых же по содержанию и значению книжек, писавшихся на наиболее позднем материале — бумаге.

Инвентарем для написания берестяных грамот были костяные, железные и даже древесные стержни с острием на одном конце, с лопаточкой — на другом и с отверстием для подвешивания такового «писало». Время от времени «писало» помещали в кожаный чехол.

Ежели острым концом «писало» процарапывали тексты на бересте, то лопаточка имела другое предназначение. При начальном обучении письму детям давали дощечки, имеющие с 4 сторон низкий бортик. Донышко дощечки имело штриховые полосы.

Донышко покрывалось воском, и малыши обучались писать на таком восковом слое, подобно тому как позднее обучались писать на грифельных досках. Лопаточкой заглаживалось написанное на доске. Это было похоже на то, как с грифельной доски стирали бы текст тряпкой.

Пособием, с которого ученик списывал буковкы, была также дощечка, на которой эти буковкы были написаны. Разумеется, опосля обучения на восковой дощечке ученики переходили к письму на бересте, на которой писать было сложнее и за которую необходимо было платить средства, хотя и маленькие.

Декорации рукописей. Некие источники, являющиеся предметом палеографического исследования, имеют художественные декорации. Посреди таковых источников 1-ое место занимают книжки. Художественный вид рукописной книжки слагался из почти всех компонентов, начиная от графики букв и кончая окладом.

Все составляющие древнерусской книжки, как правило, были подчинены внутренней логике целостности ее дизайна и восприятия. Отсюда неотклонимая согласованность и взаимоувязка формата листов, расположения текста, длины строк и межстрочных расстояний, высоты, ширины и графики букв как с отдельными элементами художественных украшений, так и с общим художественным стилем, в котором они были выполнены.

Так как эволюция художественных стилей дизайна рукописей была тесновато связана с развитием остальных палеографических воспримет, наблюдения над художественными чертами могут отдать доп материал, содействующий решению заморочек датировки, места написания источника и его подлинности. Основными средствами декорации российских рукописей были орнамент, в стиле которого выполнялись заставки, концовки, инициалы, а также вязь, миниатюры и полевые цветки.

Заставка — это набросок, который находился над текстом, в начале отдельной главы либо странички. Концовка — набросок под текстом, в конце главы либо рукописи. Время от времени роль концовки играл колофон, представляющий собой сведение конечного текста в воронку методом сокращения числа букв справа и слева строчки. Инициалом называлась исходная буковка, которая открывала абзац, была по размеру больше других строчных букв и различалась от их прекрасным оформлением.

В базе дизайна заставок и инициалов, как правило, лежал единый художественный принцип. В первый раз поочередную классификацию художественных стилей и периоды их бытования отдал В. Эта классификация принята практически всеми учеными, в том числе и южнославянскими.

Древний орнамент российских рукописей — старовизантийский, либо древнерусский время от времени его именуют геометрическим. Этот орнамент пришел на Русь с болгарскими книжками в конце Х в. Обычные эталоны древнерусского старовизантийского орнамента, дозволяющие наметить его общие черты и индивидуальности, имеются в «Остромировом Евангелии», «Изборнике» Святослава, «Мстиславовом Евангелии» и остальных книжках. В базе древнерусского орнамента лежат два мотива: растительный и геометрический.

Заставка орнамента очерчена рамой соответствующей геометрической формы — в виде квадрата, прямоугольника, буковкы «П», в виде схемы храма в разрезе. Внутреннюю часть рамы заполняют простые геометрические фигуры: прямоугольники, четырехугольники, ромбы, круги, полукружия, в которые врисовываются растительные мотивы: цветочки и листья.

Непременным мотивом этого орнамента является изображение византийского цветка крин. Сочетание геометрических и природных мотивов было типично и для дизайна инициалов, которые четки по форме и просто узнаваемы. Нередко на полях за пределами заставки рисовались различные животные и птицы, имеющие реалистические изображения куропатки, зайцы, львы.

В обычных рукописях орнамент рисовался одной киноварью, в шикарных он был многоцветным, с внедрением золота: золотой фон, обводка либо написание букв и цветов золотом. Не считая орнамента, древние рукописи украшались миниатюрами, т. Простейшими формами миниатюр являются выходные, на фронтисписе. Согласно еще античной традиции, на выходной миниатюре давалось изображение создателя, а время от времени и заказчика. Так, в «Остромировом Евангелии» перед началом повествования евангелистов Иоанна, Луки, Марка были даны их изображения.

На одной из миниатюр «Изборника» Святослава изображен сам князь Святослав на первом плане с супругой и отпрысками. Великий князь в платьице синего цвета, отороченном красноватой каймой, в княжеской шапке. Голубий плащ князя с золотой каймой застегнут на правом плече яхонтовой застежкой.

На ногах князя — сапоги из зеленоватого сафьяна. Супруга Святослава одета в верхнее короткое платьице с широкими рукавами и длинноватое нижнее платьице с узенькими рукавами. Голову княгини закрывает платок. Шейку украшает колье из драгоценных камней.

Ивана поставить пломбу Болотникова Томск Лечение зубов под наркозом Томск Ново-Киевская

Мысль Замечательно, Детская стоматология Томск Мичурина нами